Публикации за 2012 год

Чтобы сохранить за Россией её тихоокеанский форпост, нужны смелые решения и новые законы

На планете нашей становится всё тесней. Многие футурологи говорят, что через некоторое время из-за быстрого роста населения в дефиците окажутся даже не природные ресурсы, которых и сейчас хватает далеко не всем, а просто территории, где можно будет расселить людей для их жизни. И взгляды некоторых загребущих политиков поворачиваются к чужим землям. В этом смысле Россия, с их точки зрения, – наиболее привлекательный объект. Особенно её восточная часть. Поэтому такие политические деятели, как Тэтчер или Олбрайт, даже не делали попы­ток прикрыть свой экспансивный интерес благопристойными словами. Иметь России столько земли, когда другие страны живут тесно, заявила как-то Олбрайт, просто неприлично.

Конечно, посягать на то, что принадлежит другим, – это дурной тон. Тем более, когда Россия веками, шаг за шагом осваивала Сибирь и Даль­ний Восток. Отдавала этому энергию, ум, сноровку, а нередко и жизни своих людей. Достаточно вспомнить, когда появились здесь первые российские города: Тюмень (1586), Тобольск (1587), Томск (1604), Якутск (1632). В 1860 году был основан Владивосток, само название которого не даёт сомнений в том, кому принадлежит эта земля.

И всё это время процесс продвижения России на Восток, с одной стороны, был стихийным, вызывался экономическими интере­сами деловых людей, а с другой – всегда поощрялся центральным царским правительством.

С конца XIX – начала XX века государственная политика в этом отношении стала особенно активной и осознанной. Строитель­ство самой длинной в мире Транссибирской железной дороги, ре­формы и переселенческая политика Столыпина вызвали быстрое освоение наших дальневосточных территорий с резким увеличением населения и бурным ростом экономического потенциала этого об­ширного края.

Ещё более энергично действовало Советское государство, бла­годаря чему в Сибири и на Дальнем Востоке выросли десятки новых городов, были построены сотни промышленных предприятий, начали осваиваться месторождения с гигантскими запасами полезных ископа­емых, созданы целые отрасли обрабатывающей промышленности с со­временными на тот период технологиями. Всё это время темпы роста экономики восточных районов страны более чем в 1,5 раза превышали общесоюзные. И никто, надо это отметить, не порывался тогда сказать, что у Советского Союза есть лишние территории, кото­рые можно у него отобрать в интересах «тесно живущих» народов. С сильным – не спорят. У него не требуют. В лучшем случае – просят. Да и то, если знают, что сильный не обидится.

Тогда почему сегодня некоторые готовы «положить глаз» на российский Дальний Восток? Мы стали слабее? Выпустили из рук государственные рычаги управления стратегическими процесса­ми? Или временно оказались в плену слепых поводырей?

Да, было такое. Особенно в 90-е годы прошлого века. Кто из даль­невосточников не помнит «знаменитых» слов Егора Гайдара, что може­те разъезжаться: стране ваше золото не нужно, сколько надо – купим на бирже в Лондоне. В этих словах – квинтэссенция взглядов его ко­манды «младореформаторов», что главное в этом мире не человек, Ро­дина, страна, а чистоган барыша. Отсюда и идеи о том, что философия хозяйственной жизни на востоке России заключается в выборочной распродаже для освоения вахтовым способом наиболее богатых при­родных ресурсов в интересах частного капитала, в том числе иностран­ного. А всё остальное – мусор, издержки царских имперских амбиций и плановой советской экономики. Как тогда горько шутили некоторые: «Хорошо, что Гайдар не знает, где находятся Курильские острова, а то бы он и их мигом кому-нибудь продал».

Брошенный на произвол судьбы Дальний Восток погружался в пучину развала экономики, деградации социальной сферы, разгу­ла криминалитета, потери людьми моральных и нравственных ориентиров, трагической ломки многих человеческих судеб. Кое- как удерживался на плаву он только благодаря усилиям руководителей субъектов Федерации. Таких ярких и волевых личностей, как Михаил Николаев, Виктор Ишаев, Николай Волков и другие. Сыграли свою роль и традиционно сильные на Дальнем Востоке хозяйственные руководи­тели, которые в условиях анархии и развала денежной системы сумели сохранить межрегиональные кооперационные связи, особенно в от­раслях жизнеобеспечения. Но особо надо отметить трудовые коллекти­вы, месяцами не получавшие зарплату, но продолжавшие работать на предприятиях и в организациях Дальнего Востока.

Сегодня вошло в привычный обиход у многих политиканов и ли­тераторов проблемы в жизни страны объяснять «неудачным» менталитетом нашего народа, «косой» и «кривой» российской историей. Однако события начала 1990-х годов, напротив, пока­зывают и невероятную стойкость нашего народа, и его энергию, и изобретательность. Нам эти качества ещё пригодятся.

Пока в России в разгаре был системный кризис, в мире экономиче­ская ситуация менялась. В том числе рядом с нашим Дальним Вос­током – в государствах Азиатско-Тихоокеанского региона, кото­рые вырвались в лидеры экономического роста. Быстрые темпы их развития, с одной стороны, увеличивали риски экономического, демографического, политического давления наших восточных со­седей на стагнирующий российский Дальний Восток, а с другой – создавали новые возможности для его развития в рамках между­народной кооперации.

Всё это заставляло не откладывать дальше решение проблем Дальнего Востока. Тем более что по сравнению с советским периодом они стали намного серьёзнее, глубже и, откровенно говоря, опаснее. Показателем этого стало уменьшение населения региона: только за 1992-1995 годы оно сократилось на полмиллиона человек.

* * *

Попыткой их решения стало принятие в 1996 году Федераль­ной целевой программы развития Дальнего Востока и Забайкалья. Однако, в отличие от прежних советских программ, которые, как правило, приводили к подъёму экономики, росту населения, улуч­шению социальной сферы, новая программа ни одной из этих задач не решила. Принято считать, что из-за недостатка финансирования. На мой взгляд, это правильно, но только отчасти. Главное в том, что ничего стратегического в этой программе не было и нет. Набор важных, но частных вопросов из числа пожеланий дальневосточных субъек­тов Федерации – вот и вся программа. Требовалось предпринять более решительные шаги.

К началу первого десятилетия нового века и у нас, в России, началась определённая стабилизация, а главное, появилась, прямо скажем, поли­тическая воля, которую выражал сменивший Бориса Ельцина Владимир Путин. Именно эти обстоятельства позволили начать реальную работу по использованию новых возможностей для развития региона и сниже­ния геополитических рисков на востоке страны.

На Дальнем Востоке началась реализация ряда проектов, име­ющих общенациональное значение: строительство автомобильной дороги Чита – Хабаровск, Амуро-Якутской железной дороги, нефте­провода «Восточная Сибирь – Тихий океан», газопроводной системы Сахалин – Хабаровск – Владивосток, подготовка города Владивостока к проведению саммита АТЭС, завершение строительства Бурейской ГЭС. Было продлено действие Федеральной целевой программы «Дальний Восток и Забайкалье» и в её рамках решён ряд социальных вопросов в каждом субъекте Федерации региона. Крупные инвестиционные проек­ты на Дальнем Востоке начали осуществлять частные российские ком

пании: ОАО «Сургутнефтегаз», ОАО «СУЭК», ОАО «Мечел» и целый ряд других. На примере Южной Якутии появился первый опыт масштабного государственно-частного партнёрства.

Сегодня можно услышать и критику, и определённый скепсис в отношении всех этих проектов. Но, на мой взгляд, они уже сыграли огромную роль в относительном улучшении ситуации на Дальнем Востоке, а самое главное – создают заделы на ближайшее и даль­нее будущее. Даже самый оспариваемый из них – подготовка к саммиту АТЭС во Владивостоке – позволил не только ликвидировать ряд про­блем, мешавших развитию города чуть не с самого его основания, но и заложил фундамент будущей крупнейшей городской агломерации, де­лового центра Дальнего Востока мирового уровня.

Или возьмём нефтепроводную систему «Восточная Сибирь – Тихий океан» (ВСТО). Это огромное дело, по масштабам сравнимое с Байкало­Амурской магистралью. Она объединила трубопроводом несколько субъектов Федерации, дала возможность создать новые нефтяные про­мыслы общероссийского значения в Якутии и Иркутской области, сти­мулировала строительство сотен километров линий электропередач и автодорог, обеспечила загрузку простаивающих мощностей Вилюйской и Зейской ГЭС, Нерюнгринской ГРЭС. Но, главное, дала работу, причём хорошую, требующую высокой квалификации, и высокооплачиваемую, нескольким тысячам дальневосточников. Изменился и облик многих го­родов и посёлков, построены жилые дома, школы. В районе старинного русского посёлка Витим – шишковского Разбой-села из «Угрюм-реки» – строится новый аэропорт, способный принимать все типы самолётов. В другом старинном городе на реке Лене – Олёкминске – вместо дизе­лей появилось централизованное электроснабжение, и себестоимость подаваемой электроэнергии снизилась с 30 до 5 рублей за киловатт- час. Комплекс перегрузки нефти в городе Сковородино оживил рабо­ту одного из крупнейших транспортных узлов Амурской области. На берегу Тихого океана в Приморье начато строительство мощнейшего нефтеперерабатывающего завода. Это всё зримые, ощутимые результа­ты только одного проекта.

Другой вопрос, что все названные проекты представляют со­бой, по сути дела, лишь оазисы на огромной территории, экономи­ка и инфраструктура которой находятся в депрессивном состоя­нии.

Вот почему по решению Совета Безопасности Российской Феде­рации разработана Стратегия развития Дальнего Востока и Бай­кальского региона, которая утверждена Правительством России в декабре 2009 года.

В качестве Президента Республики Саха (Якутия) и Председателя Ас­социации межрегионального экономического сотрудничества «Даль­ний Восток и Забайкалье» мне пришлось участвовать в разработке Стратегии. Все дальневосточники надеялись на скорое начало её осуществления. Тем более что был утверждён и план мероприя­тий по реализации этой Стратегии. Гглавным в нём стало поруче­ние министерствам и ведомствам Российской Федерации разрабо­тать Государственную программу развития Дальнего Востока и Байкальского региона.

Но вот прошло три года. И план не выполнен, и программы нет. Этот печальный результат традиционно можно списать на неисполни­тельность чиновников или на экономический кризис, который спутал все карты, и тому подобные причины. Но мне кажется, в немалой сте­пени это связано с утратой правительственными экономически­ми штабами навыков стратегического планирования. В последние годы они специализировались в основном на выработке бесконечных макроэкономических прогнозов, основанных на трёх-четырёх почёрп­нутых в международных экономических институтах показателях и фан­тазиях по поводу пессимистических, оптимистических и инновацион­ных (или модернизационных, или ещё каких-нибудь в соответствии с текущей модой) сценариев. А вот переложить стратегические замыслы на язык конкретных действий не способны. Во всяком случае, об этом можно судить по проектам Государственной программы социально­экономического развития Дальнего Востока, которые представлялись в Правительство. Разве можно считать стратегическим решением федерального уровня включённые в некоторые варианты програм­мы ремонт клуба в одном субъекте Федерации или строительство коровника в другом? Немудрено, что все проекты программы раз за разом отклоняются.

Однако вопрос всё-таки не только и не столько в этом мелкоте­мье. Гглавное в другом: в проектах программы зачастую ставятся в принципе неверные задачи. Так, в последнем по времени её вариан­те указана в качестве одной из главных целей интеграция Дальнего Вос­тока в экономику Азиатско-Тихоокеанского региона. Соответственно, в качестве инструментария достижения этой цели предлагается субсиди­ровать за счёт бюджета перевозки сырьевых экспортных товаров же­лезнодорожным транспортом по территории Российской Федерации, реконструировать или построить новые пункты пропуска на внешних границах России во всех приграничных субъектах Федерации, постро­ить три новых моста через реку Амур в Китайскую Народную Республи­ку. Получается, что мы за свой счёт должны создать условия для снабже­ния наших соседей дефицитнейшими природными ресурсами, да ещё, чтобы их купили, приплатить им через субсидии на перевозку.

В соче­тании с нашей же, почти пятнадцатилетней практикой поставок в тот же Китай электроэнергии по цене в разы меньшей внутрироссийской, что делает неконкурентоспособной отечественную обрабатывающую промышленность перед китайской, это прямой путь к закреплению за Россией роли сырьевого придатка сопредельных стран. Причём в вер­сии разработчиков проекта программы мы должны сделать это добро­вольно. Ради чего? Ответ может быть только один: ради прибыли наших сырьевых олигархов и пополнения их оффшорных счетов.

Есть и другая сторона того же вопроса. В экономической географии существует понятие «сжатие пространства». Имеется в виду, что, по мере развития скоростного транспорта, современных средств мобильной связи, снятия в ходе глобализации административных и иных барьеров между регионами мира люди, их идеи, капиталы и товары перемещают­ся в пространстве быстрее, что эквивалентно его уменьшению, сжатию. Экономическая интеграция – мощный катализатор такого «сжатия про­странства» в его экономико-географическом смысле.

Если мы поставим перед собой задачу ускоренной интегра­ции отдельно взятого Дальнего Востока в экономику Азиатско- Тихоокеанского региона, то результатом будет сжатие экономи­ческого пространства на восток. Само по себе это хорошо, но ведь в европейской части страны оно происходит в другую сторону – на запад. Это означает, что будет только стремительней углуб­ляться уже и так наметившийся разрыв экономических связей меж­ду западом и востоком России. А синхронно этому или, в лучшем случае, – с небольшим временным лагом, ослабляются социальные, культурные, духовные связи, да и резко сокращаются чисто чело­веческие контакты. А дальше что? Политический разрыв? Конеч­но, эта проблема ещё не стоит на повестке сегодняшнего дня, и даже завтра она вряд ли станет так уж актуальна. Но ведь и Атлантический океан образовался из микроскопической трещины в гигантском сверх­материке Пангея…

Из всего этого может быть только один вывод: главной целью бу­дущей Государственной программы социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона необходимо ставить усиление его интеграции в экономическое пространство Российской Федерации, а вовсе не Азиатско-Тихоокеанского зару­бежья.

Если так ставить вопрос, то субсидировать надо не железнодорож­ные перевозки экспортных сырьевых товаров, а перевозки продукции западных российских товаропроизводителей для нужд дальневосточ­ных российских потребителей. И в обратном направлении – перевозки продукции наших дальневосточных предприятий на запад страны.

В инфраструктурных проектах на первом плане должны быть не мо­сты через Амур в Китай и не бесчисленные пункты пропуска через грани­цу, а те объекты, которые обеспечивают связи запада и востока России. Это и высоковольтные линии электропередач, соединяющие Дальний Восток с заканчивающейся в Чите и Усть-Куте объединённой энергоси­стемой страны. Это и создание объединённой системы газопроводов

России. Сегодня западная система заканчивается у границы Иркутской области. Её надо соединить с Сахалином через трубопроводы будущей Восточной газовой системы. Это и продолжение строительства обще­национальных широтных железных и автомобильных дорог, соединяю­щих восток и запад страны с продолжением на Чукотку и Камчатку.

Возможно, сегодня рано говорить о строительстве, но с учётом но­вого значения Арктики с точки зрения её природных ресурсов, транс­портного и оборонного потенциала, необходимо начать технико­экономическую проработку создания арктических транспортных кори­доров по линии Салехард – Анадырь.

Сказанное вовсе не означает, что следует заморозить сотрудничество с нашими восточными соседями и партнёрами. Нет, оно должно разви­ваться и достаточно динамично. Только рассматривать интеграци­онные процессы в Азиатско-Тихоокеанском регионе необходимо не как цель, а как средство для развития Дальнего Востока и страны в целом. Соответственно таким представлениям должны прорабаты­ваться и проекты сотрудничества. Они должны быть прибыльными, а не требующими субсидий для покрытия убытков. Должны усиливать наше экономическое и геополитическое влияние, а не ставить в зависимость от кого-то. К примеру, весьма перспективным представляется проект реконструкции БАМа и Транссиба с созданием на их основе межкон­тинентального транспортного коридора. Или организация с участием иностранных капиталов и технологий производства в Приморском крае буровых платформ для быстро растущего дальневосточного нефтегазо­вого комплекса. Можно назвать ещё целый ряд таких проектов. Но все они должны служить главной цели – интересам Российской Федерации в целом, а не отдельных финансово-промышленных групп.

Если мы понимаем, что для укрепления своих позиций на даль­невосточных рубежах нет другого пути, кроме ускоренного раз­вития российского Дальнего Востока и его интеграции в экономи­ку Российской Федерации, необходимо давать ответ и на вопрос: каким мы видим регион в социально-экономической структуре России? Казалось бы, ответ на вопрос давно дан: и в делах наших пред­ков, и в указах Александра III, и в речах Столыпина, и в решениях съез­дов КПСС. Однако вновь возникает разноголосица мнений, особенно в полемике экономистов и публицистов. Одни считают Дальний Восток гигантской кладовой природных ресурсов, куда можно зайти в любое время и взять что-то нужное. Другие рассматривают его как резервную территорию на всякий случай, третьи – исключительно как выдвинутый оборонительный рубеж. А есть и те, кто думает, что при случае можно Дальний Восток целиком или по частям продать или поменять на что- нибудь.

Я – коренной дальневосточник. Родился в Якутии, детство прошло в приморском селе Хороль. Отец – военный моряк, поэтому в юности жил в местах его службы и на Камчатке, и в Советской Гавани, и во Влади­востоке. Уже по долгу своей службы побывал во всех краях и областях Дальнего Востока. Мой прадед – сын первых переселенцев на Дальний Восток, ещё в XIX веке родился в Приморье. Мне повезло – я застал в жи­вых и прадеда и дедов, мог видеть их дела и слышать их слова. И знаю, что вот это поле из болота и целины создал мой прадед, эту дорогу по­строил мой дед, а этот дом – другой дед. А мне выпало строить электро­станции, горные комбинаты и целые города. Мой отец – подводник – защищал всё это в годы «холодной войны». Дальний Восток – это

наш дом. Это не кладовка, не резервная пустошь и даже не военная крепость. Наш дом. Именно такое отношение к региону и должно быть заложено при планировании его дальнейшего развития, его судьбы.

* * *

Конечно, конкретные планы и нормативная база обустройства Даль­него Востока должны учитывать особенности его отдельных террито­рий. Ведь это огромный по площади регион, почти половина России, по сути дела – целый материк. И к каждому его району требуется особый подход, основанный не только на чисто экономических или технокра­тических интересах, но и учитывающий весь комплекс этнокультурных, экологических, геополитических вопросов.

Уже довольно давно сложилась общепринятая схема экономического районирования Дальнего Востока. Но новые обстоятельства последних лет требуют её уточнения. Это необходимо для выработки более выве­ренных и точных механизмов государственного стимулирования разви­тия как всего Дальнего Востока в целом, так и отдельных его укрупнён­ных экономических зон.

Так, ещё полтора десятка лет назад считалось, что нет никаких предпосылок к увеличению масштабов не то чтобы экономической деятельности, но и самого присутствия человека в дальневосточ­ном секторе Арктики. Фактически были свёрнуты даже традиционные для нашей страны полярные исследования, в полной стагнации находят­ся с таким трудом созданные опорные пункты на восточном участке трас­сы Северного морского пути: Певек, Черский, Тикси и другие. Однако на­блюдаемое в новейшее время глобальное потепление и связанная с ним перспектива судоходства по свободному ото льдов Северному Ледовитому океану, доказательства нефтегазоносности шельфа дальневосточных северных морей коренным образом изменили си­туацию. Интерес к Арктике проснулся у многих стран. Даже у тех, ко­торые, казалось бы, вообще никакого отношения к ней не имеют. В этих обстоятельствах мы должны пересмотреть отношение к поляр­ной зоне, чтобы защитить свои интересы. По-видимому, настало время принять свод специального законодательства по Арктике и отдельную, взаимосвязанную с дальневосточной, но самостоя­тельную программу действий, которая касалась бы всего россий­ского субполярного региона, и восточной его части, и западной. Она должна предусматривать восстановление инфраструктуры Северного морского пути от Мурманска до Анадыря, воссоздание атомного ледо­кольного флота, масштабную геологоразведку на шельфах и прилегаю­щих к ним побережьях северных морей, проведение комплексных науч­ных исследований по разработке способов сохранения крайне хрупкой арктической природы. Учитывая огромные масштабы работ, которые надо выполнить в Арктике, их стратегический характер, этот регион, по крайней мере, его дальневосточная часть, очевидно, должен быть мес­том приложения усилий и средств государства.

От границ Арктической зоны примерно до 60 градусов северной широты расположен дальневосточный Крайний Север, включаю­щий в себя Чукотку, Магаданскую область и почти всю Якутию. Именно этот регион считается в наибольшей степени пострадавшим в ходе «шоковой терапии» начала 1990-х годов. Однако к настоящему времени ситуация здесь относительно стабилизировалась и основные макроэкономические показатели выглядят лучше, чем у, казалось бы, более благополучных южных регионов Дальнего Востока, за исключени­ем Сахалина. Понятно, почему: в начальный период реформ именно на Крайнем Севере погибло наибольшее количество предприятий, ликви­дировано множество посёлков. Остались только высокоэффективные, расположенные отдельными очагами горнодобывающие предприятия. В связи с ярко выраженной тенденцией возрастания дефицитности многих видов природных ресурсов и связанным с этим ростом мировых цен на них, прибыльность работы как действующих, так и вновь появив­шихся высокотехнологичных предприятий только возросла. Очевидно, что за исключением самого центра Якутии, очаговый характер развития экономики дальневосточного Крайнего Севера в ближай­шие десятилетия сохранится. Причём основные инвестиции долж­ны быть привлечены из частного капитала.

В то же время и здесь есть ряд важнейших сфер приложения го­сударственных усилий. Во-первых, это масштабные геологораз­ведочные работы за счёт бюджетных ассигнований на стадии общегеологических и поисковых работ. Это обусловлено тем, что по большинству видов полезных ископаемых сегодня добыча в стра­не превышает прирост запасов. И именно северо-восток имеет наи­больший потенциал новых открытий.

Во-вторых, требуется серьёз­ная поддержка сельскому хозяйству дальневосточного Крайнего Севера, которое носит здесь масштабный характер, играет не только важную роль в экономической жизни, но и служит основой для сохранения самобытности коренных этносов. В реформенные годы значительная часть населения была вынуждена покинуть Крайний Север, и, как уже отмечалось, многие населённые пункты были закры­ты и ликвидированы. Тем более возросла роль оставшихся городов и посёлков, которые выполняют роль опорного каркаса, организатора пространства с политической и социальной точки зрения. Поэтому третьим важнейшим направлением государственной политики на Крайнем Севере Дальнего Востока должны быть поддержка и обустройство опорных городов.

Пожалуй, наибольшее внимание в последнее время привлекает дальневосточный регион, который в экономической литературе получил название «зона БАМа» и классифицируется как Ближний Север. Он включает Западную и Южную Якутию, северные районы Бу­рятии, Забайкальского и Хабаровского краёв, Иркутской и Амурской областей. Понятен интерес к этому региону. Здесь сосредоточено та­кое количество месторождений самых разных полезных ископаемых, что один перечень их наименований займёт пару-тройку стандартных страниц. Кроме того, здесь есть главное, что делает регион доступ­ным – Байкало-Амурская железная дорога. В то же время одной этой магистрали недостаточно. Для реализации многих проектов требуется и строительство подъездных железнодорожных путей, в ряде случаев дорогостоящих, и автодорог, и энергетической инфраструктуры, а ино­гда – и новых городов и посёлков.

Вот здесь-то и требуется отра­ботка и массированное применение разных форм государственно­частного партнёрства, когда инфраструктура создаётся за счёт казны, а промышленные предприятия – за счёт бизнеса. Важно, чтобы и выдача лицензий недропользователям, и сама организация государственно-частного партнёрства были обусловлены обязатель­ствами частных инвесторов создавать не только добывающие мощно­сти, но и предприятия их первичной или вторичной переработки. Тогда зона БАМа послужит мощной тыловой базой для новой индустриализа­ции юга Дальнего Востока.

Вдоль Транссибирской магистрали от Иркутска и до Владиво­стока простирается юг Забайкалья и Дальнего Востока, кото­рый имеет наиболее благоприятные в данном регионе природно­климатические и экономико-географические условия. Но по основ­ным макроэкономическим показателям – это самая отстающая эконо­мическая зона региона, именно отсюда происходит и самый большой отток населения. Это обусловлено, в первую очередь, тем, что предпри­ятия его когда-то хорошо развитого обрабатывающего сектора в новых условиях во многих случаях стали неконкурентоспособными из-за по­вышенных издержек по сравнению с зарубежными и даже отечествен­ными производителями из других регионов. Поэтому в общей структу­ре экономики всё большую долю занимают торгово-посреднические и транспортные услуги, всё меньшую – производство товаров.

Мнения экономистов относительно перспектив юга Дальнего Востока разделились. Многие считают, что прежних позиций уже не восстановить и надо смириться с тем, что есть. Думаю, что это неверное суждение. Ведь в мире, нет ничего постоянного, времена меняются. Были и такие, когда автомобиль «Москвич» по всем параме­трам превосходил любой японский, когда единственным экспортным товаром Южной Кореи были швейные иголки, а в Китае мы закупали только яблоки и тряпичные кеды «Великая стена». А в структуре экспор­та Дальнего Востока 30 процентов составляли машины и механизмы. Мы должны вернуться на эти позиции. И вернёмся, ведь времена меня­ются. Нужно только найти правильные инструменты для мобили­зации ещё оставшегося научного, производственного, кадрового потенциала. Для юга Дальнего Востока таким инструментом могли бы стать облегчённый налоговый режим в целом, а для обрабатывающих предприятий и сектора высоких технологий – полное налоговое осво­бождение на 10 лет; массовое создание свободных экономических зон разного типа.

Если от отдельных экономических зон перейти к экономике Дальнего Востока в целом как экономике макрорегиона, то, как это ни парадоксально звучит, её просто не существует. Не суще­ствует в том смысле, что она не представляет собой основан­ной на разделении труда и кооперационных связях целостности. Отдельные субъекты Дальнего Востока экономически замкнуты в себе, а если и взаимодействуют, то зачастую в большей степени с дальними регионами, чем со своими соседями. Это обусловлено крайне слабым развитием общей внутридальневосточной инфраструктуры. Отсюда и экономические, и социальные потери от недоисполь­зования эффектов системы, сложения потенциалов. Вот почему задачей особой важности является создание новых транспорт­ных коридоров, соединяющих субъекты Федерации (Камчатка – Магадан, Якутия – Охотское море – Хабаровск, Хабаровск – Находка, Владивосток – Советская Гавань и целый ряд других), объединённой энергосистемы, объединённой системы газопроводов Дальнего Востока.

***

Обсуждение механизмов реализации Стратегии социально-­экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона в последние годы ведётся, практически, непрерывно. Но пока идут эти разговоры обстановка на Дальнем Востоке остаётся тревожной, а проблемы, к удивлению некоторых наших экономистов, не разреша­ются сами собой. Продолжается отток населения. Смертность превы­шает рождаемость. Падает уровень жизни. По сравнению с советским периодом, когда показатели уровня жизни на Дальнем Востоке были выше, чем в среднем по стране, сегодня они на 30 процентов ниже и от­ставание усиливается. Возьмём такой важнейший индикатор, как ввод в строй нового жилья для населения. В 2011 году его на Дальнем Вос­токе в расчёте на тысячу человек построили ровно вдвое меньше, чем в среднем по России.

И самое тревожное, пожалуй, состоит в том, что по социологическим опросам, до 40 процентов студентов дальневосточных вузов не видят для себя перспектив профессиональной реализации в своём регионе, и они не намерены оставаться здесь. Когда начинают спрашивать, что вас больше всего не устраивает, главной причиной называют отсутствие возможностей для профессионального роста. Они не хотят торговать поддержанными японскими машинами, участвовать в бандитском биз­несе по вылову рыбы, воровать лес и продавать его в Китай, а намерены заниматься чем-то существенным. Им нужны новые технологии, новые проекты, стройки, заводы. Словом, развитие экономики, в котором они могли бы принимать посильное участие.

В то же время в Центральной России по социологическим опросам примерно 30 процентов таких же молодых ребят не исключают для себя возможности поехать на Дальний Восток, если там начнётся реализация каких-то крупных, масштабных проектов, где можно найти свою судьбу и сделать карьеру.

Словом, как говорил один из героев Джека Лондона, – время не ждёт. Пора уже от дискуссий немедленно переходить к делу.

Какими могут быть первоочередные конкретные действия, чтобы дать «встряску» Дальнему Востоку, привести в движение его экономическую жизнь и на этой основе решить задачи социаль­ные, кадровые, геополитические, выполнить целевые установки Стратегии?

Первое. Необходимо завершить разработку Государственной программы развития Дальнего Востока и Байкальского региона на период до 2025 года. В своё время Правительством России был утверждён порядок разработки государственных программ. Он пре­дусматривает включение в них касающихся региона частей федераль­ных целевых программ (ФЦП), отраслевых и ведомственных, а также программ естественных монополий. Я бы добавил к этому перечень крупных проектов, которые государство считает целесообразным реализовать на условиях государственно-частного партнёрства. Вы­нужден напоминать о названном порядке по той причине, что он не соблюдён при разработке нашей дальневосточной госпрограммы.

Там только упоминается, как о параллельном мире, что в регионе су­ществуют и проекты, например, естественных монополий или частных инвесторов. А должно быть не упоминание, а жёсткая корреляция во времени, пространстве, ресурсах и результатах всех программ между собой: федеральных целевых, отраслевых, региональных, естествен­ных монополий. Почему это важно, можно показать на примере. Вот ОАО «Газпром» реализует в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке Восточную газовую программу, в ходе которой создаются Сахалинский, Якутский и Иркутский центры добычи газа; магистральные газопрово­ды, по сути дела повторяющие нефтепровод «Восточная Сибирь – Ти­хий океан»; газоперерабатывающие и газохимические предприятия. По объёму инвестиций, затратам ресурсов, масштабам строительства, социально-экономическим последствиям Восточная газовая програм­ма превосходит суммарные показатели Федеральной целевой про­граммы «Дальний Восток и Забайкалье», действующей уже чуть ли не два десятилетия. Это само по себе требует внимания и федеральных, и региональных, и муниципальных властей.

Значит, она должна быть не за кадром, а в центре новой Государственной программы. Ну, а, самое главное, чтобы успешно и с пользой для всех реализовать Восточную газовую программу, надо в отраслевых программах предусматривать строительство автомобильных и железных дорог, линий электропере­дач к газовым центрам. А в федеральной целевой программе преду­сматривать подготовку кадров для газовой промышленности, разви­тие социальной сферы именно в точках будущего размещения новых объектов газодобычи и газохимии.

Подсчитано, что в настоящее время Дальнего Востока касаются в той или иной степени более 100 разных федеральных и ведомственных про­грамм. Все они должны быть откорректированы, увязаны в простран­стве, синхронизированы во времени. Тогда мы получим действительно работающую Государственную программу развития Дальнего Востока и Байкальского региона.

Но этого мало. Для того, чтобы она заработала, причём, неукоснитель­но, программа, по моему убеждению, должна быть принята феде­ральным законом. Это необходимо по двум причинам. Во-первых, её государственное финансирование должно быть защищённой статьёй федерального бюджета. Ведь опыт прошлого свидетельствует, что с 1996 года и по настоящее время действующая ФЦП «Дальний Восток и Забайкалье» профинансирована только на 40 процентов. Нельзя, чтобы это повторилось и с будущей Государственной программой. Во-вторых, защищённая законом программа станет чётким ориентиром и сигна­лом для бизнеса, жителей Дальнего Востока и всей страны. Все должны знать: государство заинтересовано в востоке страны и свою позицию менять не собирается.

После законодательного утверждения её положения станут директив­ным планом для государственных структур и естественных монополий. Но как быть с бизнесом? Ведь от него, а не от государства ожидается большая часть деловой активности и инвестиций на востоке страны.

Для того чтобы стимулировать активность бизнеса и напра­вить на восток поток инвестиций, необходимо сделать второй шаг: принять федеральный закон «О социально-экономическом развитии Дальнего Востока и Байкальского региона».

Именно в нём и надо оговорить особые режимы хозяйствования и организации социальной сферы в регионе.

Закон может состоять из нескольких основных разделов.

Первый должен быть посвящён налоговым льготам для бизне­са. Существует целый ряд предложений, которые могут быть реализо­ваны на Дальнем Востоке. От простых, например, освобождение всех предприятий от федеральной части налога на прибыль, до достаточно сложных, таких как дифференциация налога на добычу полезных иско­паемых (НДПИ) по качеству и географическому положению месторож­дений. Считаю, что совсем отказываться от него, как это предлагают не­которые, нельзя. Ведь безвозвратно изымаются принадлежащие всему народу ресурсы. Значит, надо установить разумную шкалу. Сегодня на­лог берётся по единой шкале на определённые виды полезных ископае­мых во всей стране. Из-за этого многим не выгодно заниматься добычей именно на Дальнем Востоке. Поэтому НДПИ надо дифференцировать. Вопрос этот чрезвычайно сложный, но решаемый. Подобный опыт в стране уже есть: например, в Якутии дифференциация этого налога в отношении золотодобычи применялась в начале 1990-х годов.

В ходе разработки закона необходимо выбрать лучшие из всего ар­сенала предложений. Но хотел бы остановиться на одном из них, край­не интересном, на мой взгляд. Речь идёт о том, чтобы зафиксировать общий объём налоговых поступлений в федеральный бюджет от всех юридических лиц и жителей Дальнего Востока на определённую дату. Затем весь прирост к этому объёму направлять на протяжении несколь­ких лет в специальный инвестиционный фонд Дальнего Востока и Бай­кальского региона. Конечно, вопрос это непростой, как с точки зрения администрирования поступлений в фонд, так и с точки зрения порядка трат из него. Но возможно, следует провести этот эксперимент.

Во втором разделе закона предлагается описать особый порядок организации свободных экономических зон в восточных районах страны. Субъекты федерации Дальнего Востока и Байкальского регио­на в последние годы участвовали в десятках проводимых федеральными властями конкурсов на создание таких зон. И везде потерпели пораже­ния из-за неконкурентоспособности их проектов в сравнении с предло­жениями других регионов. Но ведь если отойти от формальной логики, то свободные экономические зоны, по сути дела, как раз и являются инструментом повышения конкурентоспособности и должны, в первую очередь, создаваться именно в отстающих регионах. Поэтому предлага­ется узаконить их организацию на Дальнем Востоке и в Байкальском ре­гионе в особом порядке. Без конкурсов, решением Правительства Рос­сии, рассмотревшего инициативу того или иного субъекта федерации и одобрившего её. Целесообразно также расширить перечень видов дея­тельности, которые могут осуществляться в свободных зонах. При этом было бы рациональным передать управление деятельностью свободных экономических зон вновь созданному Минвостока России, сохранив су­ществующий порядок контроля со стороны федеральных структур.

Третий раздел закона должен описывать разнообразные фор­мы государственно-частного партнёрства при реализации инве­стиционных проектов в регионе: концессии, отложенные налоговые платежи, возврат частным инвесторам вложенных в инфраструктурные проекты средств за счёт роста налоговых поступлений и другие.

Например, предприниматель берётся построить завод. Но без авто­мобильной дороги к нему предприятие не сможет работать нормально. У государства, в лице субъекта федерации, денег нет. И у бизнесмена, если ему придётся платить все налоги, их не хватит. Тогда заключается соглашение о партнёрстве. Предприниматель строит завод и дорогу, но первое время налоги не платит вообще. Когда завод построен и пошла продукция, он начинает налоги платить. Как только набирается сумма, которая была потрачена на строительство дороги, средства возвраща­ются бизнесмену, а дорога переходит в собственность Федерации или субъекта Федерации.

Необходимо также закрепить законодательно возможность участия в качестве сторон концессионных соглашений нескольких субъектов Федерации и муниципалитетов одновременно.

Требуют своего законодательного решения и вопросы более рациональной организации инвестиционных и производственных процессов. Прежде всего, речь идёт об упрощении всевозможных разрешительных и управленческих процедур. Здесь возможным было бы распространение соответствующих режимов и регламентов, приме­няемых в Сколковском проекте, на олимпийских стройках в Сочи и при подготовке к саммиту АТЭС во Владивостоке, на весь дальневосточный регион. Думаю, что надо и законодательно закрепить приоритет­ное право дальневосточных предприятий на участие в работах по государственным заказам на Дальнем Востоке.

Сразу же некоторые скажут, что это не рыночная мера. Но ведь, смо­трите, что получается. Многие из посещавших Владивосток во время подготовки к проведению саммита АТЭС, отмечали с удивлением, что развёрнуты колоссальные работы по многим объектам в интересах го­рода, а горожане недовольны. А с чего бы им быть довольными, когда львиную долю работ выполняли приезжие, в основном – московские фирмы, с тотальным использованием гастарбайтеров? Выходит, что возможности поработать, получить зарплату и прибыль на своих же объектах приморцы не имели. Но дело не только в этом. С психологи­ческой, нравственной точки зрения для них и сам саммит, и все заботы о нём были чужими. А ведь с каким энтузиазмом жители города в своё время относились к плану 1960-х годов «Большой Владивосток». Потому что, хотя решение по нему принимала Москва, выполняли его примор­цы. Для них он стал своим, близким каждому делом.

Для Дальнего Востока и Забайкалья одной из актуальнейших про­блем является высокий, можно даже сказать запредельный уровень энергетических и транспортных тарифов. Эта проблема должна решать­ся комплексно. Специальный раздел, посвящённый техническим и тех­нологическим мероприятиям, энергосбережению должен быть в Гос- программе развития Дальнего Востока и Байкальского региона. Но и в социально-экономическом законе обойтись без этого нельзя. Поэтому четвёртый раздел – о тарифной политике. Представляется необхо­димым законодательно закрепить некоторые новые подходы к установ­лению тарифов. Для генерирующих электростанций надо ввести такое понятие, как «цена производства». Это политэкономический термин. Когда у вас один продавец, рынок не действует.

Под разными предлогами монополист может поднимать цену до нужных одному ему пределов. Значит, для него надо установить цену административным путём. Критерий величины тарифов – «цена производства» в по- литэкономическом смысле: общественно необходимые затраты плюс средняя по народному хозяйству норма прибыли. Тогда невоз­можно будет в стоимости киловатта спрятать покупку футбольного клу­ба или яхты по цене боевого корабля. Кроме того, будут созданы условия для нормальных межотраслевых переливов капитала. Необходимо из­менить подходы и к тарифам на передачу электроэнергии. В Советском Союзе был усреднённый тариф, одинаковый для всей страны. Сейчас везде разные. Если установить единый тариф, то в Центральной России он повысится на полпроцента, а на Дальнем Востоке снизится вдвое.

Требуется тщательный анализ и новые решения в ценообразовании на продукцию и услуги и других инфраструктурных отраслей.

Наконец, особый, пятый, раздел закона должен быть посвящён социальной проблематике. Пожалуй, именно по этим вопросам есть наибольшее количество разнообразных предложений, направленных на привлечение и закрепление кадров, создание привлекательного образа жизни людей. Здесь и совершенствование системы материн­ского капитала, и развитие разных схем жилищного строительства, и государственно-частное партнёрство в социальной сфере, и восстанов­ление в полном объёме существовавших ранее для северян и дальнево­сточников льгот и компенсаций.

Таким образом, закон «О социально-экономическом развитии Дальнего Востока и Байкальского региона» должен способство­вать притоку капитала, стимулировать деловую активность, создать условия для повышения привлекательности жизни на Дальнем Востоке.

Есть и ещё одно предложение, пожалуй, наиболее неоднозначно вос­принимаемое и дискуссионное. Речь идёт о создании специальной го­сударственной корпорации развития Дальнего Востока. В этом вопросе обычно на первый план выходит чисто управленческий аспект, рассма­тривается альтернатива: специальное министерство или специальная корпорация. Казалось бы, вопрос решён в пользу первого, и обсуждать дальше нечего. Но, надо учитывать, что в качестве инструмента эконо­мического развития предполагается использовать в широких масшта­бах схемы государственно-частного партнёрства. Со стороны государ­ства в этом партнёрстве должна быть юридически ответственная сто­рона. Министерство в таком качестве выступить не имеет возможности хотя бы потому, что является органом государственного управления и не может выступать в качестве коммерческого партнёра. Поэтому, воз­можно, следует вернуться к вопросу создания, наряду с министер­ством, подконтрольной ему госкорпорации.

Безусловно, она не может быть создана в том виде, как было изложено в известном предложении Сергея Шойгу. В его варианте госкорпорация во многих вопросах экономики, природопользования, распоряжения землей заменяла собой федеральные и региональные органы власти и муниципалитеты, являясь, по сути дела, неким аналогом существовав­шего на северо-востоке страны в 1930-1950 годы «Дальстроя» НКВД. Это вызвало крайне негативную, можно сказать, даже болезненную, ре­акцию специалистов и особенно местных властей.

В новом варианте предлагается кардинально изменить функции и существенно уменьшить диапазон деятельности госкорпорации. Она должна выступать только в качестве государственной стороны в наибо­лее крупных инвестиционных проектах, которые планируется осущест­влять на принципах государственно-частного партнёрства. К числу таких проектов можно отнести, например, освоение зоны БАМа, комплексное развитие Южной Якутии, создание нового горно-металлургического кла­стера на базе месторождений Яно-Колымской рудной провинции.

Учитывая масштабы и специфику деятельности госкорпорации развития Дальнего Востока и Байкальского региона, процедура её создания и принципы работы должны быть описаны специальным федеральным законом.

***

Таким образом, три предлагаемых к принятию взаимосвязан­ных между собой федеральных закона составят своеобразный дальневосточный Кодекс, который и станет механизмом реали­зации Стратегии социально-экономического развития Дальнего Востока и Байкальского региона до 2025 года.

«Наш современник», №12,2012 г. – С. 247-258.