ПовТОР, заТОР или моТОР?
Публикации за 2015 год
Член Совета Федерации, полномочный представитель Совета Федерации Федерального Собрания Российской Федерации в государственных органах по вопросам развития Дальнего Востока, Байкальского региона, Арктики и Антарктики Вячеслав Штыров – о том, как сделать Дальний Восток и Арктику настоящей территорией опережающего развития и почему старый опыт не надо «хорошо забывать», чтобы потом с трудом вспомнить.
–– Вячеслав Анатольевич, 11 лет назад Вы возглавляли не только Республику Саха (Якутия), но и рабочую группу Госсовета, который впервые в пореформенной России попытался выработать целостную стратегию развития северных территорий Российской Федерации на несколько десятилетий вперёд. Споры шли отчаянные. Какие из прежних идей себя оправдали, а о чём пришлось забыть?
— В 2004 году вопрос стоял принципиально: о развитии всего Арктического региона, о его роли и значении для России. В то время только- только вообще заговорили не просто о «комплексах мер», а о долгосрочных стратегиях развития огромных территорий – Сибири, Дальнего Востока, приполярных районов. В общем, как говорят, «Северов», составляющих большую часть нашей географической карты. В какой- то степени наш тогдашний доклад был «пробой сил» – но достаточно успешной. По мотивам идей, которые звучали тогда на заседаниях рабочей группы и самого Госсовета, был принят целый ряд решений, позволивших смягчить остроту наиболее серьёзных проблем.
Например, за эти годы удалось откорректировать ряд законов о коренных малочисленных народах Севера, положения которых касались хозяйственной деятельности, традиционных промыслов, территорий с особым порядком природопользования. Был введён специальный налоговый режим для ряда отраслей на Севере, и это позволило интенсифицировать освоение нефтегазоносных районов Восточной Сибири и Крайнего Севера.
Сейчас предстоит сконцентрироваться уже не на локальных, а на глобальных вопросах в контексте реформирования всей экономики страны. В этой связи принят ряд основополагающих документов: утверждены Президентом России основы государственной арктической политики и Стратегия развития арктической зоны страны, определены сухопутные границы Арктики, есть Государственная программа её развития и освоения. Конечно, можно сказать, что эта программа посвящена, в основном, управленческим вопросам, не учитывает всего масштаба и тонкостей проблем, грешит неполнотой. Да и ресурсов на то, чтобы выполнить всё задуманное, у нас пока нет. Но это всё-таки дело наживное. Важно было понять, куда мы вообще идём и к чему стремимся. И старт был дан именно в 2004 году, когда определялось – нужна нам Арктика или не нужна, как мы видим её будущее в общей экономической и социальной структуре страны, стоит ли вкладывать в неё огромные силы и средства…
— В то время активно обсуждался и вопрос об особых экономических зонах. Сейчас к этой идее вернулись, планируя создать на Дальнем Востоке ТОРы – территории опережающего развития. Как Вы считаете, дадут ли они эффект?
— И в Советском Союзе, и во множестве других государств такая практика уже давно применялась и применяется. Для решения каких-то важных социально-экономических, научно-технических или оборонных задач на отдельных территориях создавали особые режимы деятельности предприятий, жизни и работы людей.
Вспомним, например, советские «закрытые» города. Причём особые условия, допустим, по заработной плате создавались не только в отдалённых или в чём-то стратегически важных регионах, но и в самом центре страны. К примеру, Волгодонск в Ростовской области, где строился «Атоммаш». В зарубежной практике всемирно известны особые экономические зоны (ОЭЗ) восточного и южного побережий Китая. Вы скажете, что это примеры из плановой или переходной экономик. Но нет, в тех или иных формах территории с особыми режимами экономической деятельности существуют во многих странах, даже таких «супер- рыночных», как Япония или Соединенные Штаты Америки. Их успешная работа доказывает лишний раз, что рыночные механизмы необходимо дополнять специально сконструированными инструментами развития. Созданные на их основе отдельные точки роста при правильной постановке дела становятся центрами нововведений, стимулируют возникновение вокруг себя поясов, областей, регионов ускоренного развития.
В новейшей истории России организация особых экономических зон началась после принятия специального федерального закона о них в середине прошедшего десятилетия. Сейчас уже есть некоторый опыт их работы. Прямо скажем, что, несмотря на бодрые отчёты отвечающих за это направление правительственных и околоправитель- ственных структур, ощутимых результатов нет. В стране создан ряд особых экономических зон разных типов, а реально работающих из них всего несколько. Да и на те никак нельзя указать как на значимые примеры успеха. Это в целом по стране, а на Дальнем Востоке – полный провал. Здесь нет ни одной особой экономической зоны, ни неудачной, ни успешной! (Выношу за скобки Магаданскую – это зона, созданная на основании индивидуального закона, не попадающая под стандарты федерального закона об особых экономических зонах). Почему?
Ответ начну с вопроса принципиальной важности. В Российской Федерации, как, впрочем, и в любой другой стране, существует ярко выраженная неравномерность в социально-экономическом развитии её макрорегионов. Казалось бы, инструменты, стимулирующие развитие, при этих обстоятельствах должны в первую очередь прорабатываться и реализовываться для отстающих по тем или иным причинам территорий. Однако, как и во всем остальном, в случае особых экономических зон это было далеко не так. Дальний Восток – самый депрессивный макрорегион страны, вынужден был, наряду со всеми, участвовать в стандартных конкурсах на право организации этих зон. Более сорока раз дальневосточные субъекты Федерации участвовали в них и всякий раз проигрывали.
И понятно почему: они априори не могут быть конкурентами находящимся в более выгодных экономико-географических и природно-климатических условиях регионам. В результате – более сильные субъекты Федерации становятся ещё сильней, приобретая новые институты развития, а особые экономические зоны из механизма выравнивания превращаются в свой антипод, усугубляя территориальные диспропорции в государстве. Всё это является прямым следствием отсутствия на уровне Правительства России стратегических подходов к пространственному развитию страны, оптимизации территориального и отраслевого размещения производительных сил, регулированию демографических и миграционных процессов.
Система долгосрочного планирования, основанная на учёте закономерностей мировых экономических циклов, содержания главных тенденций развития науки, техники и технологий, макроэкономических балансов и индикаторов должна быть воссоздана в стране. В том числе в пространственном измерении, что сейчас особенно важно в непросто складывающейся геополитической ситуации.
Конечно, помимо общей, были и специфические для Дальнего Востока причины того, почему здесь не были созданы особые экономические зоны: ограничения в видах деятельности и территорий зон, сложность системы управления и некоторые другие.
Чтобы снять все эти вопросы, и был разработан новый закон – о территориях опережающего развития. Ведь сам по себе инструмент особых экономических зон очень привлекателен. Если хотите, ТОРы – это наша дальневосточная разновидность особых экономических зон.
— Да, законы о них почти совпадают текстуально. А в чём же тогда привлекательность ТОРов для Дальнего Востока по сравнению со стандартными российскими особыми экономическими зонами? Не попадёт ли снаряд в ту же воронку?
— Уверен, что нет. Посудите сами. В новом законе территории опережающего развития в нашем макрорегионе создаются не на конкурсной, а на инициативной проектной основе. Проект разрабатывается по определённым стандартам и процедурам совместно Мин- востокразвития России, субъектом Федерации, заинтересованными муниципалитетами и инвесторами, а утверждается федеральным Правительством. Это открывает новые возможности для местных инициатив, использования географических, природных, ресурсных, климатических особенностей и «изюминок» территорий, традиций и навыков жителей Дальнего Востока.
Немаловажно и то, что управление вновь созданным ТОРом будет осуществляться не далёкими московскими структурами, как это делается сейчас в случае особых экономических зон, а совместно федеральными, региональными и муниципальными властями.
Имеет большое значение и снятие ограничений на виды деятельности внутри ТОРов. Приведу практический пример. На основании закона об особых экономических зонах в Якутии планировалось создать Алмазно-ювелирный кластер. Но по общероссийскому отраслевому классификатору огранка алмазов была отнесена к первичной переработке сырья, а такой вид деятельности был запрещён в ОЭЗ. Потребовалось несколько лет, чтобы изменить нормативную базу, а перспективная особая экономическая зона так и не была создана. Теперь такие ограничения сняты.
Сняты и ограничения по размерам территорий зон, которые теперь определяются проектом. Это особенно важно для регионов Крайнего Севера, где взаимосвязанные производства могут находиться на значительном удалении друг от друга.
В ТОРах могут располагаться объекты жилья и соцкультбыта, что запрещено в особых экономических зонах. Понятно, насколько это нужно для Дальнего Востока, с его крайне низкой плотностью населения. Ведь появляется возможность привлечь для работы не только жителей муниципалитета, где расположен ТОР, но и других населённых пунктов субъекта Федерации.
В общем, новые и хорошие возможности есть. Теперь дело за инициативой и энергией дальневосточников.
— В ходе разработки и обсуждения федерального закона о территориях опережающего развития Вы активно поддерживали его принятие. В то же время ряд депутатов Госдумы, сенаторов и экспертов, высказывали свои сомнения по поводу некоторых его положений. Вы остаётесь уверенным в том, что этот закон будет хорошо работать на благо Дальнего Востока?
— На мой взгляд, в ходе практической работы по созданию ТОРов необходимо особое внимание уделять двум вопросам.
Во-первых, к числу разрешённых видов деятельности на территориях опережающего развития относится добыча полезных ископаемых. Если учесть, что внутри ТОРов будут действовать крайне либеральные разрешительные и мягкие налоговые режимы, то вполне может сложиться ситуация, когда государство за свои невозобновляемые ресурсы не будет получать ничего, кроме экологических проблем. Вот почему добыча полезных ископаемых на территориях опережающего развития должна вестись только в исключительных случаях. Например, когда месторождения особо остродефицитного сырья, допустим, редкоземельных элементов, расположены в крайне неблагоприятных по транспортной доступности и климату местах. Контролировать, чтобы это правило выполнялось, должно Правительство России, которое по закону утверждает проекты ТОРов.
Второй вопрос заключается в необходимости жёстко контролировать движение рабочей силы на территориях опережающего развития. Нельзя допустить, чтобы создаваемые в ТОРах объекты жилья и соцкультбыта использовались в основном для привлечения работников из-за рубежа. Если иностранные резиденты территорий практически освобождены от налогов, пользуются упрощёнными таможенными процедурами да ещё используют и собственные трудовые ресурсы, то в чём тогда для нас смысл создания ТОРов? Поставлять туда сырьё? Но торговать им мы и так умеем. Для отчёта в статистике, что что-то в России произвели? Но по сути дела – это фикция. Вот почему законом предусмотрена самая активная роль местных органов власти в регулировании использования рабочей силы на территориях опережающего развития, имея в виду абсолютный приоритет собственных трудовых ресурсов.
Таким образом, необходимые механизмы противодействия потенциальным рискам при создании ТОРов в законе заложены. Как это реально будет работать – покажет практика. Надо двигаться вперёд.
Екатерина ДОБРЫНИНА, «Восток России», 16 апреля 2015 г